СТРОКА-В ГРАНИЦЕ: ВОСПОМИНАНИЯ И ФАНТАЗИИ

Поэзия - направление, ведущее в мир красоты. Поэт - открыватель этого направления, иногда сам становится тропой, - если и вправду ценна строка его, и своеобразна она и особым способом трактует загадку бытия и времени - прожитого им. Следующий после первой заявки Сонны Ван "Крохи" при входе в литературный мир сборник "У меня нет имени", затем эта книга "Я слышу голос", - подтверждают, что автор поэт такого творческого потенциала и умения. И, что кроме смешивания словарного сырья и в пределах данной ей территории - с построением, гармоничным с характером ее собственного мира написания стихов, (или правильнее будет сказать параллельно), она, расширяя границы своих владений, проявляет смелость неробко, а также смело творить в жанре прозы. Хотя не торопится и по неким причинам не хочет пока публиковать произведения в прозе, но они есть и свидетельствуют о даре автора видеть новые границы художественного творчества. С каким стремлением "идет" поэт к прозе, - об этом вопросе, а также о взаимоотношениях воспоминаний и будущего, писателя и критика, времени и художника, - беседа искусствоведа и журналиста Рузанны Захарян и Сонны Ван, которая состоялась на разных временных и географических отрезках - в Лос-Анджелесе и Ереване.




***

- Взгляд художника проникает по ту сторону видимого. Открывает мир также чувственным познанием. Явления и предметы - новые владения познания... как, благодаря чему? В результате чего выявляется это новое место познания.



- Смелости, а также безумия. Точнее, доходящей до безумия смелости. Прежде, до безумства иррациональным должен быть человек, чтобы темой художественного творчества сделать то, вокруг чего и о чем гении задумывались и уже миллион раз высказались. Для того, чтобы старые явления увидеть по-новому, нужен не имеющий аналога духовный синтез чувства и восприятия.

Искусство - страсть поиска новых форм, представления старого новыми способами. А также опыт видения чего-то старого по-новому посредством создания нового светового эффекта. Вчерашнее новое сегодня уже не ново (пересадка человеческих органов, выращивание животного в лабораторных условиях и так далее), оно приемлемо и любимо, если произведение искусства родилось ценой поисков и страданий художника, как, скажем, голубь Пикассо или растаявшие часы Дали. И, если наполняющий женское нутро крокодилами художник, подсказывает видение пустого, бесплодного нутра, то, как не восхищаться его мышлением и видением. В конце концов, искусство (поэзия), в хорошем смысле итог абсурдного, иррационального духовного состояния, миг нервного раздора души и фантазии, невольное корчанье ума, акробатика мысли. Человек с трудностью воспринимает новое. И если не будут "младенцы", преодолевшие страх быть заброшенными камнями, то человеческий род давно предался бы заболачиванию -в скучном, однообразном и лишенном тайны владении и показалась бы очаровательной... смерть.



- В итоге к чему стремится писатель?



- Хороший писатель стремится отобразить не то, что видит он, а то, что хочет показать кому-то другому с такой точки зрения и в свете того, что ново для автора и также для читателя. Но в первую очередь для писателя, потому что только в миг приобретения нового опыта он цепенеет и пытается найти новые слова, чтоб зафиксировать прочувствованное. Следовательно, оригинальность итог не мастерства, а неповторимого видения чего-либо и умение на миг этим по-детски удивиться. Необходимо многостороннее зрение мухи Пруста, чтобы на полотне было видно чувство художника в миг рассмотрения данного физического тела, а в литературном произведении - внутренняя психологическая вогнутость писателя во время этого чувства. Только в этом случае туфли смогут выразить судьбу, а стул - ожидание или усталость. Здесь чувства необычности и удивления важны, поскольку только это может заставить "ленивого" писателя зафиксировать это вначале в своей душе, а затем передать это одному, другому, тысячам - "пока все люди заговорят одинаковым языком души". Это окончательная мечта писателя, утопия писателя.



- Из чего и как рождается первая строка стихотворенья?



- Первая строка стихотворенья формируется так, как обретает тело воспоминание женщины, когда она долго, бессмысленно смотрит в окно. Бесформенное - как студень, оно обычно воскресает из подсознанья с присущим сну владениям дозволенного и ненаказуемого и превращается в строку, если возможно расшифровать ее не только с видимой, но в особенности с чувственной страстностью. Это миг нового духовного приобретения опыта - ясновидения, которое писатель пытается заключить в своей строке так, чтобы был важен не контекст сказанного, а оставленное им впечатление. Вообще обещание поэзии не в сюжете, а в оставленном им окончательном эффекте - чувственного трепета. Люблю бессилие луны, с которым она обращается к вечерним предметам - к помощи лампы или свечи, говорил Дегас, имея в виду не размеры источника света, а оставленный им эффект.



- Проходя путь скитаний, освобождая слова от знаков препинания, разрушая словарные узлы и вставляя новые, находя мелодичный ключ строки-картины, в моменты выбора прекрасных связок палитры цветов, думает ли художник о том, что скажет или напишет тот или иной критик о созданном им?



- Истинное искусство всегда многослойно, многосмысленно, поскольку подсознательно основывается на логике снов. Критик в этом смысле ничем не отличается от хорошего толкователя снов и, в лучшем случае, в состоянии раскопать только тот слой подсознания писателя, где скрытая строка была сотворена необъяснимым побуждением и повелением. Он также похож на врача, который, исследуя содержимое секреции больного, пытается с помощью съеденного и переваренного им определить причины беспокойства и боли. Хотя и принято связывать искусство с кровью, но по моему опыту оно скорее итог материя-душеизменения, но не кровь, поскольку это то, от чего старательно пытается избавиться душа художника, а не то, чем питается его мысль. Врожденный талант, точка зрения, принцип, литературное исповедание, индивидуальность, простота, наблюдательность, фантазия и мастерство все это со страстью и откровенно переложить на бумагу - необходимые писателю материалы для внутренней кухни, отсутствие одного из которых приводит к литературной фальши, которая более заметна, нежели фальшь музыкального произведения. На основании этой истины человеческая собирательная мудрость в веках просеяла и довела до нас, только до горсти избранных, постепенно проясняя и уточняя на песке реки ту жизненную жидкость, что называется истинной литературой. А текущая литература на различных этапах истории походила на многоголосный хор, голос каждого из участников которого, хорош он или средний, одинаково важен для обеспечения богатой мелодичности музыки, поскольку каждый занимает площадь, соответствующую размеру именно его ноги и никто из них не собирается помешать другому, так как искусство не имеет физических границ и... не прибыльно, не рентабельно. И, слава Богу, за это, а иначе и духовное пространство искусства тоже бы приватизировалось, платившими за нее большую сумму, и в результате бы имели клановую литературу.



- Вспомним просто, что создающий ценность настоящий художник и не имеет особых способностей вхождения в "прибыльно- сделочные " отношения...



- Поэтому сегодняшнее повеление иметь группу литературных критиков, наделенных яркостью солнца и справедливостью света, которая осветит лучшее и затенит то, что не представляет литературной ценности. Нет более достойного сочувствия и жалкого существа, чем тот, кто приспособленчески может сдержать свое вдохновение даже при встрече с божественным. Этот вид более опасен, чем вдохновляющаяся посредственность. Если литература в господствующем обществе - невольное зеркало нравственности, формирующая собирательное мышление, разделяющая добро от зла, то служащий ей работник обязан осознавать серьезность своего дела. Критик может оценить точную меру писателя в относительной хронологии времени, если будет рассматривать его дело не как отдельный акт, а в случае сравнительной параллели. С такой позицией может действовать тот критик, который имеет большой запас познания и широкий кругозор. Тот, кто с писателем в одном окопе и знает, что оба призваны, не для того, чтобы описывать или оценивать природу и ее законы, а для воздействия на процесс перестройки истории и жизни. Нет более ценной критики, чем поэтическая критика. Это не случайное явление, поскольку, если изобразительное искусство выражение впечатлений художника, то критическая мысль должна иметь тенденцию стать зеркальным отображением этого. Иначе несуразно звучит исключительно академический подход - ритмическое перепроизводство знаменитых книжных клочков, которое преследует цель не обособления, различая одно произведение от другого, а наоборот, лишения художника основного достоинства своего творенья - уникальности. Безоговорочно восхищаться каждым произведением - простительно только выносящему произедение искусства на аукцион.



- Удивительно, что художественное отображение больших и малых исторических событий нашей страны было больше в поэзии, нежели в прозе.



- Выше всяких сомнений, что армянская поэзия более могучая и более древняя, чем проза. Но необходимо помнить, что проза, как литературный жанр по глобальным меркам также очень молода, значит и более экспериментальна, чем поэзия, и именно этим она предполагает большую территорию для литературных открытий и новаторства. Основной причиной тому, без сомненья, духовная, социально-экономическая и политическая эволюция человечества, и не должно быть странным, что не познавший сил природы, уповающий на придуманных им богов человек, в первую очередь, должен был применить тот письменный жанр, корни которого, простираясь, доходят до неба - к самому жизненному источнику, питающему фантазию. Для подсознательного, инстинктивного уравновешивания непонятного, неуправляемого хаоса действительности, ритм, размер, мелодичность поэзии незаменимы. Человек был сотворен в слиянье со своим сном. Поэзия ни что иное, как потерянный сон и страсть по воспоминанию о возвращенье его. По убеждению Китса, она негативная империя поэта. Существовать на территории между мистерией и неизвестным - свободно, без протягивания руки к фактам, без упования на реальность. Пока еще свое несформированное "я" молодой поэт жертвует с большей легкостью, которая делает его способным к служению. Другой вопрос у прозы. Для развития прозы необходим был наиболее полифоничный общественный строй, более нравственное и четко акцентированное поле - с установленными законами, средства наказания, призванные предотвратить их нарушения, наличие концепций смелости и героизма, узнаваемые способы решения тонких и сложных психологических задач. Надо было, чтоб человек смог подняться выше тривиальной цели сохранения существования и добивался бы развития и обогащения души. Проза в этом смысле имеет потребность в равносильном представлении человеческой мысли, интеллекта, информации и фантазии, и было бы невозможно и даже удивительно ее существование в начальных стадиях формирования человеческого общества. Думаю, что причина в основном в том, что поэзия результат отношений неощутимых и чистых надземных чувств и души, красивая и хрупкая, как цветок, которая так или иначе смогла дать ростки на каменном теле прошлого - изяществом духа и движения. Цветок поэзии первая целебная трава, лечащая человеческие души, который стал колыбельной младенца, песней плуга и гохтан, небесной молитвой и плачем, прославлением любви и покорности. Жизнь, какую хотел бы увидеть поэт. А миссия прозы другая - представлять жизнь такой, какая она есть. Для этого необходимо, чтобы писатель был более, чем "человек", он должен уметь нарушать границы и ограничения "человеческого" - экспериментировать дочеловеческое и сверхчеловеческое, одновременно быть и Богом и дьяволом, чудовищем и ангелом. Образ жизни, который одновременно и проклятье, и благословление. Разный и расходящийся, исключающий и дополняющий друг друга, жизнеутверждающий и истребляющий акт рождения образов и равномерного распределения меж всеми, подобен притязанию на равенство с Богом. Это предполагает, как божественное человеколюбие и ответственность, как хорошее и плохое, как непредвзятую оценку предмета и субъекта, душевное состояние йога пронесшего равномерно через себя, поток, который есть сумма накопившихся в душе писателя впечатлений за прожитую им жизнь, следовательно, он имеет еще большую вероятность родиться в той действительности, где густой ассортимент впечатлений. Америка, в этом смысле, предлагает разнообразие человеческих типажей, цивилизаций, конфликтов, в отличие от армянского нагорья, которое сравнительно однородно, как в смысле жизненного уклада, так и психологических видов. Фолкнер при получении Нобелевской премии в своем докладе отмечает, «Человеческий конфликт с самим собой единственное, о чем стоит писать». Долгая жизнь в многочисленных внешних конфликтах в статусе раба отдалила армянина от познания внутренних конфликтов, вероятно, это также подействовало на его генетический писательский вид. Образ жизни, где сохранение существования уже считалось целью и героизмом, может исключить возможность быть смелым, сталкиваться, восклицать, протестовать, не может стать плодотворной почвой для прозаика.



-До сих пор создалось безгранично много литературы и кажется, что все, что должно было сказаться, уже сказано. В этих условиях, что может воодушевить писателя, что может сказать писатель, о чем не было сказано, по сей день?



- Это увечный, часто ломающий спину писателю вопрос. Правда, кажется, что все уже сказано. Дарвин говорил о происхождении человека, Шекспир открыл его внутреннюю драму, Нарекаци умолял спасения от Бога, Данте, тем не менее, обставил ад, но в результате имеем то, что имеем. Человек с окровавленными руками, несовершенная планета и более несовершенные человеческие отношения. Возникает вопрос, а было ли сказано достаточно, хотя добавлю также, что писательство имеет подсознательное побуждение и писатель, когда пишет, не думает о спасении или изменении мира. Но, если правда, что истинный писатель носитель всеобщей боли и мечты, то строчка, рожденная в из подсознании, непременно будет иметь вкус и цвет его мышления и мечты. Итак - кто силится сказать новое? Чувства, связанные с существованием, одинаковы от пещеры до наших дней. Древо мудрости и по сей день имеет два плода - смерть и любовь, и художник попросту передвигает из одного места в другое тот же серый гормон -откликаясь на бесконечность процесса сотворенья. Место-формо-изменение - больше ничего, и еще не родился последний самый лучший писатель, после которого никто никогда ничего не захочет сказать.



- Есть еще один грустный, но неопрвержимый факт, писатель, "передвигающий из места к месту гормон " и при желании не может его обойти... Сегодня, оказавшиеся в бегах за средствами существования, впопыхах за накоплением материальных благ люди, равнодушны к духовным ценностям. Это отношение теперь уже приобретает явный всеобщий характер. В этой атмосфере безразличия, доходящей до пренебрежения, какие импульсы получает писатель, художник от внешнего мира, какой представляет значение и роль культуры для следующих поколений.



- Это действительность, да, и с болью должны это констатировать. Притупление человеческой чувствительности, что приводит к равнодушию к искусству. Или, наоборот. - равнодушие, приводящее к притуплению чувствительности. Роковая цепь. Победа материального над духовным. Заражение всяческой показухой в политической сфере приводит к большим столкновениям, а в сфере культуры - к длящимся с бабочкину жизнь щиплющим чувствительность делам, точнее - к созданию всяких шоу. Томас Мор в своей книге «Утопия" сказал, что наивысшая ступень закона предполагает наивысшую ступень несправедливости, то, что видим, как в политике, так и в искусстве. Меж тем, как истинное искусство предполагает отблеск совершенных и нежных чувств, в случае наличия которого проживает дрожь первой любви, трепет первого поцелуя. Вспомним слово Дарвина: «Падение интереса к искусству приводит к потере счастья". Это то, что надо осознать, поскольку чувство счастья выражается теми же органами чувств, которыми и воспринимается искусство. Выбор за нами. В страшном океане катастроф хотим протянуть руку к спасательному кругу искусства, или нет? Человек любой ценой хочет что-то чувствовать - положительное или отрицательное. Игрок с притуплёнными органами чувств, чтобы прожить миг счастья от боли потери и радости победы, лишается вдруг всего состояния. В этот час он протягивает руку к наркотику для того, чтобы окончательного скатить обанкротившееся тело в пропасть погибели. Но захотели бы мы увидеть своих собственных детей на этой дороге, которая, лишившись фантазии, будет иметь только задачу наполнения утробы? В этих условиях деформация общества может достичь угрожающих размеров. Монархи, разрушающие свои страны, для чувственных наслаждений могут искать различные пути разврата, забывая, что человек духовное существо, которое имеет тело, а не наоборот. Искусство не абстрактное явление, оно -полученное методом исключения практическая, ощутимая ценность - поставленная между нами и нашими детьми, и от этого зависит падение или победа нового поколения детей, убивающих родителей. Неосознающие эту истину ведут мир к погибели.



- Тем не менее, кто поэт, как он становится опорой веры и надежды для того отрезка человечества, который пока еще имеет потребность духовного? Что ожидается от литературы?



- Поэт с ветки тайно рассматривающая под определенным углом человека и мир та птица, которая иногда хочет... петь. Он также чувствительный пульс человека планеты и времени - четвертая, невидимая стрелка часов и приготовленный из увеличительного стекла тот зрачок, который не только видит нереальное, но и увеличивает и проводит через себя всеобщую боль, мечту и тревогу. Одной ногой всегда в мечте, другой он с чувствительностью кошки воспринимает физические и духовные потрясения и ясновидением провидца предугадывает грозящие человеку и планете подробности катастроф. Наконец, он тот романтик, который верит, что его точным словом можно вылечить душу и век, что кончиком ручки можно сломать поврежденные весы материи и души, и взамен, другим, неповторимым слогом построить новые... Более совершенная и богоугодная действительность - зеркальная равноценность словарного мира поэта. Поскольку он не только бережно, мысленно строит и полагается на этот мир - как на убежище личного побега и временного спасения, а по-детски с таким прозрачным и заразительным вероисповеданием представляет его, что часто это воспринимается окружающими как пророчество, как возможный выход для всеобщего спасения. От литературы я ожидаю того, что Питер Гандке: «Разрушение всех окончательных представлений о мире", чтобы никогда не прекратилось шествие воображения в нескончаемом владении предполагаемого.



- Сказано - поэзия путь, ведугций в мир красоты. А зачинатель этого пути поэт, который если наделен большими способностями, то сам становится ведуи\ей в эту сферу тропой и дорогой...



- Красота, и вправду, единственная законная обязанность поэзии. Разговор не только об эстетической, внешней красоте. Это такое качество красоты, которое объединяет в себе единое и Густое чувство наслажденья, величия, душевного полета, чистоты. Красота, которая не описывающее прилагательное, а всеобъемлющий внутренний эффект -состоящий из трепета, неуправляемого желания и теплоты. Красота, которая рождена не от мысли и переживания, а... от души. Дело поэзии считается удавшимся, если оно интенсивно воодушевляет, возвышает, согревает, вселяет надежду и, так как всякие воодушевления в физическом и биологическом плане кратковременны, строение стихотворения в этом смысле идеально и в состоянии с математической точностью соотноситься с ценностью и интенсивностью сказанного. Но, поскольку, так или иначе, требуется определенное время для отображения любого эффекта, то размерная единица произведения должна быть прямо пропорциональна силе поэтического эффекта. Эта та последняя раскройка-разметка, которая осуществляется буквально без усилий, подсознательно, почти инстинктивно, точно так, как паук начинает вить собственную паутину - вначале с центра, затем распространяется к периферии, без остановки, измерения или обдумывания своего очередного шага. Может писатель действовать на частоту биения сердца читателя, удается ему предводительствовать читателя к более высокой, чистой и полезной действительности, может он как домашний врач без лекарств вылечить страдающую равнодушием обленившуюся душу человека? Обычно чувства читателя достаточны для оценки поэтического произведения, поскольку нет другого способа измерить и взвесить искусство, чем чувства личности. Поэзия - акт, совмещающий сочувствие и покорность, доверие важных тайн убогим словам без блеска, спасение слов от автоматического применения, обустроение рая знакомыми предметами. игрой, волшебством слов перенесение запыленных бытовых предметов на духовную плоскость. А если к этому добавить также ритм и мелодичность, то это настоящий танец, балетный этюд, в процессе исполнения которого испытываешь одно лишь чувство опаски - не наступить на ногу Бога. Поэзия танец, потому что в обоих случаях не имеет значения, откуда она начинается, с какого угла плоскости и где кончается. Важен - процесс, доверять мелодии души и легкому полету тела, верить искреннему, будто управляемому сверху великолепию своих оборотов; детская уверенность в том, что вытатуированные на полу от связок следов твоих ног кривые заполнили плоскость совершенством олимпийских кругов. И что наблюдающий сверху невидимый глаз видит лишь одно... кра-со-ту. Это заразительный танец, тот случай, когда поэт создает тропу, и другие следуют за ним. Это также тайная мечта каждого поэта - на рубеже нездорового быта и рая. Поэт достает четверостишие из своего кармана, как волшебник достает платок из рукава. Платок, который в этот миг обретает новое и непредсказуемое значение, но потом может иметь свою самостоятельную жизнь.



- К воображению современного художника смешалась могучая волна информации, к которой прибавился компьютер и родившаяся от него интернетная, также роботная литература .В этой обстановке, какова перспектива сегодняшней литературы?



- Могучая волна информации, которая, несомненно, также положительное явление, своей нашумевшестью убивает одну очень важную вещь... таинство молчания. Современное искусство как будто предпочитает шум вместо молчания. Молчание отрицается, исчезает. Настолько, что молчание считается знаком того, что нечего сказать. Люди так много говорят, что не остается время на раздумья. Даже настырное молчание Бога ничего не подсказывает. Остаться с самим собой, помолчать с кем-то считается странностью. Отчуждение покоя и молчания из жизни человека. Можешь сказать, благодаря чему стоящий в углу пустой сцены молчащий актер в маске трогает сердце зрителя? Зиами называет это ганна - цветок, который символизирует молчаливую, тайную внутреннюю зрелость души и волнения. Мощное, почти эротичное напряжение. между - делать или не делать, сказать или не сказать, - по которому и формируется и под определенным углом сгибается нервная нить, позвоночник, мышца, язык. Поэзия -параллельный этому акт. Точные мгновенья молчания и неподвижности в равной мере говорящие и динамичные. Короткая пауза раскрывает сложное и долгое отношение писателя с силами онтологии. Такое произведение имеет тень, поскольку его строение насыщенное, ощутимое, крепкое и правом этого бесспорного чувства писатель передает читателю свое познание. Такая поэзия имеет тайну и знает больше, чем сказанное. «Нечеловеческая, дикая мудрость нужна, - говорит Лоренс, - для создания художественного произведения. Дикая мудрость, которую не в состоянии расшифровать наука». В наши дни высокомерного и самоуничтожающего подчинения природы человеку, стремления превзойти ее посредством информационных и научных ухищрений, хорошая литература наиболее ценна. Еще Паскаль говорил, что самое большое несчастье человека неумение оставаться дома одному. Нет более опасной ситуации, чем прикосновенность информации для неумеющего пользоваться ею человека. Хорошая литература обязана при данном обстоятельстве служить нравственным пограничником, поскольку большие открытия и большая свобода требуют большой нравственности. В этом веке типографского «поноса" плохой писатель более вреден, чем плохой читатель. Поскольку плохой писатель отбирает время хорошего читателя. Было бы целесообразно даже выделить не только двадцать наилучших, но и наихудших книг. Хотя бы таким путем можно было б приостановить напрасную трату времени и денег читателя. В обмен спаслись бы жизни тысячи деревьев. Интернет и добавочная информация служили бы благополучию людей, если бы вровень с наукой выросла нравственность общества. Задача, обязанность решения которой несут также писатель и критик. Что касается роботной литературы, то она, по-моему, не может иметь будущего, так как робот не может понять, оценить и откликнуться на подтекст слова. Робот может сказать: «Я люблю тебя", но всякая женщина хорошо знает, что важнее этих слов то движение руки, которым любимый прикасается и отпускает твою руку - когда говорит эти слова. Интернет, может, словарный аналог реальной жизни, но представленное им, как какая-то реальность, увиденная из окна самолета. Он также словарная карта мира - мир под стеклом. Искусство, как гениально сказал Монтень, плод сокрушающейся мысли, да, - цветок, которого называет ганна Зиами. Божественный акт, который не может скопировать даже самый гениальный робот. Правда, что робот может свить наиболее густую и многожильную, наиболее плотную и стройную паутину, чем сам паук. Но не думаю, что он сможет... поймать муху.



- Не будем забывать о чрезвычайно существенном одном факторе для создающего культурную ценность - о памяти. Память генетическая, память рода и прожитой им жизни, на которую истинный художник всегда должен иметь потребность опереться. Это дар, который дан тебе. В твоей поэзии наиболее объемна память, или воображение?



- Я не думала об этом, но в истории литературы бывали случаи - Бретон, Аполлинер и другие, по мнению которых ни память, ни воображение не обязательны для творческого процесса. По их убеждению только сон достаточен и самое главное дело писателя - спать. В действительности, крайность, в которой есть зерно истины. Это дополнение. Поэтическое видение не имеет своих корней в действительности и память в этом случае служит только рамкой для того, чтобы сделать ощущения акцентированными и видимыми.



- Значит, ч/по является гормоном прекрасных формулировок твоего поэтического зарождения, поэзии, превращающейся в бессмертные строки?



- Гормон поэзии, в действительности, внутренний трепет, возбужденный рождением от бессмысленных похождений души непредсказуемого потока жидких чувств, для неподвижности которого писатель обязан придумать какой-то сюжет; и следя за его ге!го§гаде, задним течением, и писатель и читатель доходят до начального мига ощущений. Иначе говоря, поэзия не начинается памятью, а завершается, продолжается ею. Я склонна верить в этот механизм стихотворного повествования, в аналогии с логикой поэмы и сна. То же тело, та же мысль, что в одном случае производит действительность, в другом случае - сон. Во сне, как и во время сотворения стиха, отсутствует ограничивающее наши возможности сомнение, и можем шагать по воде, без осознания того, что кто-то до нас уже испытал это. Во время сна, как и во время стихотворенья, действует состояние безнаказанности, нет страха провала. Больше, чем воспоминание, стихотворенье - воплошенье мимолетного, чувственного мгновенья, так называемый «Ашта типсН", непредвиденный поток сознания, впечатления. Память важна, но равносильно этому важно также умение забывать. Познание, интеллект зачастую мешают сотворить что-то новое, полностью насладиться данным мигом. Знание и незнание одинаково важны для формирования поэтического зародыша, и любой субъект или предмет может говорить с поэтом, если он сможет превратить это в единственный предмет любви, подношения и интереса- в данном отрезке времени. Поэзия, как любовь не принимает одновременное присутствие третьего существа. Забыть прежние имена предметов и явлений, избегать рациональных, знакомых мыслей и открыть объятия, как для возможного, так и невозможного, как для относительного, так и безотносительного. Сохраняя честное, видимое движение мысли, принять живущий в памяти благоухающий аромат... Точной мерой, без напряжения, почти инстинктивно. Потом встать на ноги и сверху смотреть на строку, веря тому, что от этого может поменяться сила, сказанного тобой. И, наконец, знаешь ли, того большого ребенка, который одновременно мыслит и записывает? Того, с полузакрытыми глазами, ищущего определенное слово сумасброда, который найденное слово готов обменять на сокровища мира, "Если поможешь его вытащить из груди - окровавленного, как собственное ребро". Захотела поэтической картиной окончить свою мысль. Жизнь слишком коротка для обычной беседы.
Рузан Закарян